История мечты

       - Если говорить обо мне лично, то я скорее художник, чем ученый. Художник жил во мне с детства. Я любил мечтать и часто рассказывал старшим ребятам свои мечты - как будто прочитанные мною книги. Это были бесконечные сериалы. Но я всегда уходил от смерти, от безнадежности. Если герою грозила гибель и я не знал выхода - я шел спать. Во сне иногда являлось спасительное решение. И утром я бежал на улицу: "Дочитал книгу, слушайте!.." Мне было тогда около 5 лет.

     Потом пошла школьная жизнь. И пошли первые потрясения. "Маша мыла раму". Я всякий раз думал: дальше? А дальше: "Шура - ура". А дальше, дальше? "В лесу грибы. Ау. Уа". Все мысли обрывались, не успев начаться. Поняв, что дальше - ничего, я потерял интерес к ученью. Хотелось скорее вырваться в настоящую жизнь.

     А "настоящая жизнь" оказалась той же школой за порогом класса. Было общество, но в нем не было человека. И мы, люди, шли не к себе, а от себя. Одинокие, и толпе.

     Я пытался найти выход. Пошел в музучилище. Душа рвалась, хотелось невозможного. Но это и оборвало мои занятия музыкой. Стали болеть руки, я не смог больше играть.

     Армия тоже многое показала. Я остро реагировал на несправедливость. Часто это кончалось драматически. Но это не останавливало. Наверное, сыграло роль то, что вырос я среди терских казаков. Отец всегда меня подтягивал к высоте мужского достоинства, мужской чести. Пожалуй, вот это воинское, мужское начало и не позволяло ограничиваться просто мечтой. Художник, может, так и писал бы себе свои сказки. А воин побуждал действовать.

     Были первые опыты в школе. Сначала в музыкальной. И опять я не мог мириться с ограниченностью. В музшколу принимали по конкурсу, но планировали отсев 25 процентов. Почему? Дети уходили. Я не мог перенести опущенных плеч. Детских слез - не от каприза, а от внутренней боли. В искусстве, как и вообще в жизни, нельзя быть последним.

     Однажды я понял, что нельзя воспитывать личность через музыку. Личность - всецелостное отражение мироздания. Я стал думать, как соединить все в органичное целое. Попытался сделать это на Белгородчине. Получился союз специальных школ - музыкальной, спортивной, художественной - с общеобразовательной. А мне хотелось, чтобы была единая школа, работающая на одну цель - человека. И чтобы в основе любой деятельности лежало служение Отечеству.

     После Белгорода была большая дискуссия, что же такое я сам и то направление, которому я служу. Мне дали школу в селе Зыбково на Украине - думаю, для того, чтобы дискредитировать и направление, и меня. Эту школу закрыли, когда я уехал на очередной отчет в академию.

     Потом было около двух лет полной безработицы. Куда бы ни приезжал, туда шел звонок из отдела науки ЦК. Чтобы ни в коем случае не дали возможность работать авантюристу и лжеученому, то есть мне.

     На Кубани я появился благодаря людям из того же ЦК. Они ведь были разные. Мне помогли замминистра просвещения СССР Коробейников, председатель Комитета по народному образованию Ягодин, начальник отдела науки Краснодарского крайкома партии Клещенко... Это были мужественные люди. Они строили государство. И служили не форме, а сути. Через форму. Вокруг меня всегда было немало людей, которые жили тем же, чем жил и я. Мы глубоко верили, что придет час лучшего обустройства жизни. И мы служили этому часу. Я и сейчас ему служу. Добро закономерно, зло временно. Даже если будет еще 300 лет тьмы, зло бессильно.

     Азовская научила меня маневру. Через пять лет начались противоречия. "Взрослый" коллектив, не отрицая идеального, пытался все же быть понятным окружающей среде. Юность шла от идеального и хотела жить чисто. В результате часть коллектива осталась в Азовской углублять уже разработанную нами модель, а максималисты выехали в Текос, чтобы двигаться дальше. С юными мне было интереснее. Мы в Текосе работаем на будущее. Мы торопимся ответить на вопрос, что нужно ребенку для развития его по максимуму, какие нужны внешние обстоятельства для наилучшего развития. Мы создаем такой образ жизни, который, по нашим представлениям, адекватен природе ребенка. Ребенок сам строит себе жизнь. Сотрудничая с коллегами как по возрасту, так и по смыслу пути. Это не удавалось ни на Белгородчине, ни на Украине, ни в Азовской. Но это мы смогли сделать в Текосе. Многие наши ребята уже выросли из детства, но сохранили главное, что присуще ребенку. Они стали творцами нашего дела. Сегодня они руководители НППО, лицеев или "рядовые" исследователи.

     Наши ребята смогут работать, где захотят. Они будут только отличаться мировоззрением, историзмом мышления. Мы прошли трудную школу в Текосе. Бороться пришлось за все. Чтоб были крыша над головой, столовая, хлеб, мебель... Даже за само право учить и учиться. Выросли зрелые, крепкие люди. Я за них совершенно не беспокоюсь.

     Хочется написать книгу о ребенке. Но всякий раз думаю, что еще рано, что еще не готов, чего-то не понимаю. К тому же мало времени. Каждый день приходится писать живую книгу. И все отдавать самому процессу. Вот этим реальным детям. Иногда думаю: если сам не успею, они напишут. Сейчас я уже больше люблю то, что делают они. Для меня радость видеть их статьи, дипломы, учебники...