Михаил Щетинин Учить себя 

Во мне она есть! Есть во мне эта школа. Я безгранично верю в нее, но увы, не могу привести вас туда и сказать: смотрите, вот она школа, видите какие дети - это же самое главное доказательство! - вот они ходят, работают, вот как они живут, как относятся к человеку, к Родине, к земле нашей, как стоят у вечного огня. Если бы вы все это видели!.. А ведь первые результаты были, и какие!
Чиновники-кабинетчики из Минпроса подозревали, что я замышляю опасное дело. Опасное тем, что признай они нашу идею, много пришлось бы пересмотреть, переосмыслить, перестроить. И тогда они не просто создавали новые учебники, чем, в сущности, всю жизнь занималось министерство, не приукрашивали старую школу шестилетками и компьютерами, а меняли всю ее систему! Я глубоко убежден: нынешняя система школы вредна, она загоняет ребенка в угол.
Она родилась, вернее, выродилась в такую не случайно. В восемнадцатом году мы сделали первую попытку перестроить буржуазную систему образования. У нас был прекрасный опыт двадцатых годов - мощный расцвет нашей школы. Но мы не успели.
Пошли тридцатые годы - тридцать шестой, тридцать седьмой. Помните Берггольц: "Родина, не искушай доверья моего"? Сколько людей произнесло эту фразу сердцем, умом, сколько отправлено в "край тьмы, бессмысленной и дикой"? Сколько? Человек, мыслящий активно, не поощрялся, напротив отрабатывались механизмы отсечения неординарных голов. Надо было мыслить с оглядкой. И школа, выражала общественные тенденции, не стала заниматься формированием личности. Ведь это было бы неизбежно связано с внедрением ученика и учителя в жизнь, с преобразованием ее, борьбой за светлые начала. Это представляло опасность. Вот школа и сосредоточила свои силы на "знаниях, учениях, навыках". Но лозунг "всестороннее формирование личности" нам нельзя было снять. Лозунг мы оставили...
Фактически это была буржуазная школа, только с нашими коммунистическими учебниками. Ведь выстроена она по тому же принципу "муштры и зубрежки", только зубрили не Закон Божий, а мысли коммунистические. Не претворяли их в жизнь! Зато появилось самомнение у нашей школы - она, мол, самая лучшая. Личностные установки - "Мне нужны знания, потому что я часть своего народа" - не школа формировала (как казалось),- сама жизнь.
После революции был гражданский подъем, и, несмотря на репрессии, начавшиеся перед войной, школа держалась. Отечественная война физически сблизила "мое" и "наше". Каждый понимал, как он связан со всем народом. Это понимание тоже было мощным фундаментом для того, чтобы школа знаний могла на что-то опираться. Некоторое время она питалась этой средой.
- То есть нашу школу поднимали на уровень воспитания личности лишь экстремальные обстоятельства?
- Да! А потом начался послевоенный период. Чем дальше мы уходили от экстремальности, тем сильнее обнаруживалась беспомощность школы. Мы перешли ко всеобщему среднему образованию, вот тут-то школа должна была решать задачу всестороннего - на самом деле! - воспитания личности. Но экстремальной связки школы и жизни уже не было, жизненные обстоятельства сами по себе не подпитывали школу, и она с этой задачей не справилась. В последнее десятилетия мы увидели то, что и было заложено в наши дни.
Нынешняя школа, бесспорно, продукт своего времени. Сам подход к ребенку подход чиновника к подчиненному - это слепок с общественных отношений: начальство и те, кто выполняет его волю. Откуда само это слово появилось - "начальство"! Так вот, начальством для ребят стали учителя, дети - подчиненными, которые должны знать, с кем разговаривают.
Теперь уже очевидно: попытка осуществить реформу школы показала, что сделать это в соответствии с изменившимся положением в обществе, не меняя строй отношений ученика и учителя на основе глубокой демократизации, невозможно. Поэтому реформа и буксует. Ну, изменили бы учебники, ну еще один класс добавили ... Самое главное надо изменить строй отношений, систему школы. Школе не хватает сотрудничества, сотрудничества глубокого, начиная с природу, с природной сущности человека. Но эту сущность надо изучать, мы же этого не делаем. А ведь ребенок живой, личность удивительная, уникальная. Значит, необходимо заглянуть в медицину, биологию, психологию, физиологию, социологию, пристально всмотреться в философию.
Прежде чем говорить о реформе, необходимо знать, чего мы хотим от школы от школы - только дать знания или сформировать личность. Главное средство - учение коммунизму.
- Выходит, существование ребенка в школе должно быть иным? Все по-другому?
- Конечно. Недопустимо существования принципа "запиши и выучи", сам знаешь зачем - это тебе нужно. Кстати, именно в стенах этой школы родилась неправильная, вредная для развития ребенка мысль: ты учишься для себя, а не для меня, не для народа - для себя. А когда я спрашиваю у иных педагогов о цели работы школы, ответа они не знают. Не понимаю, что их задача - развитие личности до высот таланта и гениальности, гражданской активности, способности выполнять любую государственную задачу. Но если учитель не знает, куда идет, как он может рассчитывать на успех?
Пока мы не изменим содержание школьного образования в соответствии с марксистско-ленинской концепцией личности, пока мы не будем иметь научно обоснованный учебный план, построенный на законах целостного психофизического развития человека с учетом данных физиологов, психологов, социологов, медиков, философов, до тех пор положение будет ухудшаться. Совершенствование методов преподавания тех или иных предметов лишь ненадолго оживит традиционную систему, которая в целом дает сбой, и это всем очевидно. Эта система приводит к угасанию умственных сил ребенка, в стенах угасает его физическое здоровье, угасает его гражданская активность. Разве это допустимо? И если продолжать совершенствовать такую школу, мы получим еще более грустный результат.
Марксистско-ленинская концепция личности предполагает прежде всего производство ценностей, материальных или духовных. Наш же ученик сегодня только потребляет, потребляет все десять лет. Но только тогда, когда ученик будет что-то отдавать стране, он почувствует себя значительным. Только в деянии можно оценить насколько совершенен наш ученик, насколько воспитан, бережен к человеку. По этим параметрам мы и должны его оценивать. А сейчас судим о нем по тому, что он сказал на собрании, на митинге, как прочитал стихи, с каким уровнем патриотизма написал сочинение, как себя ведет: не плюет по сторонам - нормально, тихонько сидит за партой - и молодей; мы довольны им, а потом удивляемся: откуда эти двойники? Отличник учебы оказывается вдруг убийцей. Мы восклицаем: как это могло случиться? Да так оно и должно было случиться, потому что мы не знали, что происходит в его душе! Он не мог себя реализовать, произвести свои ценности.
В нынешней школе нет соответствия между существованием и сущностью человека, ребенка. Этот разрыв и приводит к негативным проявлениям. Ведь когда можно наблюдать расцвет личности человека? Только когда его жизнь соответствует человеческой сущности. Рано или поздно ребенок начинает чувствовать дискомфорт в рамках этой системы, которая его угнетает, начинает протестовать, бунтовать, принимает ее как систему насилия.
В раннем возрасте ребенка мы не наблюдаем того, что наблюдаем в стенах школы, - угасания умственных сил. Сухомлинский писал: "Много тревожного, что умственные способности угасают". До трех лет идет мощный взрыв познавательных сил, ребенок овладевает большей информацией, чем за всю оставшуюся жизнь. Возникает вопрос: как сделать, чтобы эта способность сохранилась во взрослом ребенке - ученике? Нужно пристально посмотреть на работу левого и правого полушарий мозга. Все наши так называемые основные школьные предметы - физика, математика, литература - вызывают необходимость работы только левого полушария. А творческое, эмоциональное мышление - музыка, хореография, труд - заперто на ключ. Почему? Ведь должна быть гармония.
Вот еще вопрос: почему у нас две трети учебного времени старшеклассники, как показывают опросы, находятся в состоянии полусне? То есть две трети времени уроков они теряют. Значит, нужно перестроить сам режим учебно-познавательной деятельности, гармонизовать его. Так мы придем к идее столкновения контрастов, ведь развитие - это отталкивание. То есть после физики - физкультура, после истории - хореография.
А кто определил, что время урока - именно сорок пять минут? Кто доказал научно? Оказывается так удобно учителю: в тридцать минут он не укладывается. Но зато ребенок больше тридцати минут продуктивно работать не может. Значит уроки нужно сократить!
Всерьез поразмышляв о свободном времени, мы должны понять, что не нужно нам так цепляться за домашние задания, ведь есть в запасе еще треть времени (в школе), которую мы используем во вред ребенка. Тогда мы сделаем более интенсивным учебный процесс первой половины дня и за счет этого сократим домашние задания до минимума. Хотя мы считаем, что проблему домашних заданий нужно вообще снять. В нашей школе домашних заданий нет. Уже по той причине, что ребята все равно их регулярно никогда не готовят.
Когда не станет домашних заданий, тогда появится возможность всматриваться в склонности ребят. А склонность - первый признак одаренности. Именно склонность ребенка должна интересовать учителя в первую очередь! Ибо без таланта нет личности. Свободное время и даст нам возможность развивать эти склонности. Отсюда наша идея "кафедры", где ребенок достигает наивысших результатов в каком-либо деле. И тогда уже он может учить своего одноклассника, который в свою очередь, научит его чему-то другому. Тогда мы сможем включить школьника в производство. Но это производство не должно ущемлять его, оно должно приводить к рассвету личности. Только при таких условиях мы придем к совместному переживанию этой великой мысли о бережности наших отношений: смотри, ученик, какое чудо - жизнь, как удивителен твой товарищ, берегите это чудо! Коммунистическое воспитание - это воспитание человека, все должно быть в школе починено этому.
- Михаил Петрович, вот вы все время говорите: "Мы! Мы сделаем, мы считаем..." Кого вы имеете в виду?
- Как-то прочитал статью, в которой говорилось: мол, привыкли произносить "мы", ибо прячемся за этой неопределенностью. Но я говорю "мы", потому что хочу подчеркнуть: школу сегодня "я" не сделает, школу сделаем только "мы". Это значит, что сам ее ученик-учитель, сам ее учитель-ученик. Мы - все вместе. Да просто вижу людей, с которыми мы строим новую школу, и от их лица говорю. Сегодняшнее время - это время ансамблевого мышления. Это такое счастье, когда ты чувствуешь себя в ансамбле. Некоторые вот хотят утвердиться в каком-то своем обособленном "я", мне кажется, что это все-таки этап становления, а вот когда чуть-чуть уже появляется мудрое видение мира, то происходит понимание, что ты лишь часть, но ты Есть. Есть как часть огромного мира. Есть как воплощение всех тех, с кем ты рядом.
Поэтому в школе, которую, нет просто учителя математики или литературы - у нас ансамбль учителей. Перед началом нового учебного года мы собираемся вместе и обговариваем свои цели. В чем видит свою цель физик или историк? Ищем какие-то общие точки, чтобы, к примеру, на обществоведении сделать акцент на каком-либо законе физики. Тот учитель, предмет которого содержит больше всего таких общих моментов, и начинает учебный год. Сначала наши ученики занимаются, к примеру, только математикой - учителю дается столько часов, сколько ему нужно для того, чтобы ребята поняли конечную цель предмета, восприняли его в целом. Потом они, конечно, снова вернутся к математике, но уже изучая ее в деталях. Это очень важно - целостное восприятие предмета.
Вы не задумывались, какие школы мы строим? Школы-концерны. И говорим, что это экономически выгодно. Тогда как экономически выгодно все же выпускать Эйнштейнов и Моцартов и очень не выгодно выпускать серую массу.
Не укладывается, почему мы забыли, в частности, Ушинского, а ведь он предупреждал, что нельзя давать воспитателю учащихся больше того количества, которое он может охватить систематическим наблюдением. А когда их тысячи, это не личности, это толпа.
Хотя личность ученика и не интересовала учителя-предметника. Поэтому рано или поздно мы должны были получить такого учителя, который у нас сегодня есть. Такого, который все меньше и меньше пользуется главным инструментом своей работы совестью. А зачем она? Совесть нужна тогда, когда необходимо растить личность. А если нужно лишь дать знания, совесть тут ни при чем.
В нашей системе школы учитель строит жизнь вместе с учеником, не в воображении ее представляет, а видит все тенденции ее развития. И я, как учитель, должен понимать, что в этом процессе сотворчества я не барин, которому можно вещать все тридцать лет одно и то же и получать зарплату, я должен шевелиться, развиваться, быть впереди в мудрости, в богатстве нравственных и духовных ценностей. Мне надо все время заниматься самообразованием. Понимаете, это уже другой учитель.
- Легко сказать - другой учитель!.. Ведь просто так он не превратится из старого, его нужно растить, воспитывать! Это такая далекая перспектива - другой учитель...
- А мы должны сегодня по максимуму ставить задачи и по максимуму их решать! Иначе не выживем, погибнем, нам необходимо реализовать свою человеческую сущность. Мы нужны природе мыслящими, нас природа с надеждой растила как разумных, соединяющих усилия всего живого. В этом и есть предназначение человека - гармонизовать союз не только друг с другом, но и с природой. Мы должны чувствовать неполноценность свою, когда ходим по цветам, по траве. Летать нам надо! Я уверен, что жизнь все-таки будет идти путем утончения наших отношений, путем все более и более пристального проникновения в чудодейство сущего, во все живое - трава то или дерево.
Ребенку это понять, по-моему, легче тогда, когда он наглядно видит с самых первых шагов людей созидающих. Через их чудо, он и себя познает. Если они на него посмотрели как на чудо, они увидят свое отражение в его глазах, он тоже будет смотреть так. Но кто первый посмотрит? Кто первый позовет, чтобы другой откликнулся? Старший. Учитель. Старший ученик. Вот и выстраиваются отношения. Нам необходимо мировоззрение. Без него личности не вырастить.
- Михаил Петрович, а вот то, что сейчас происходит с ребятами, - волна всевозможных неформальных объединений, как по-вашему, это протест или, может, их суть?
- В какой-то степени это проявление сути. Но это не человеческая суть. Это ненормальность. Протест происходит от того, что мы лишили возможности ребенка быть самим собой. А ему хочется быть значимым, производящим, а не потребляющим, ему нужно не листья переметать из одной кучи в другую, а заниматься государственным делом. Мы же его отодвигаем от этого, и он не понимает, что именно его не удовлетворяет, но протестует. Я Есть! - кричит его душа, а мы не замечаем.
А отсутствие духовности, веры в идеалы? Почему мы об этом не говорим? Ведь такой веры, какая должна быть, нет. Мы только теперь начинаем оздоравливаться, проводить себя в чувство. И как важно сегодня до конца сказать правду! Как случилось, что мы вырастили барина, чинушу, который смотрел на народ с недосягаемой высоты? Как могли это допустить? 
Мы должны строить нашу, социалистическую школу немедленно Хотя должны были ее строить позавчера. Если мы повернем всю систему народного образования на человека, первый результат будет ощутим сразу. Посмотрите, какое оживление вызвали первые шаги трудного поворота к перестройке. Да, будет тяжело, потому, что у нас ест сомнения, есть опыт пережитого, а это уже было когда-то, были обещания, сколько было прекрасных постановлений!.. Значит, сегодня нам тяжелее вдвойне, потому, что теперь перемены в обществе ложатся еще и на скептицизм, необходимо преодолеть и это.
А посмотрите, с каким почтением мы заглядываем через границу. Чуть ли не как к французам заглядывали российские дворяне в прошлом веке. Посмотрите, что мы сделали со своей культурой. Помню, как одна учительница, которую я в полемике спросил, для чего она заигрывает с "металлистами", когда нужно решительно выходить вместе с ними из этого состояния, ответила: нам надоел русский язык, русскими словами мы слишком долго лгали. Это учитель!..
- Но ваша школа, Михаил Петрович, с перерывами существовала в конце семидесятых, в восьмидесятых годах, в то время, когда мы скандировали свое благополучие на всех уровнях и во весь голос. Ваши ребята должны были задавать вам вопросы о том, что в учебнике написано одно, а развитой социализм, который провозгласили, был так далек от этих строк...
- Безусловно. И мы говорили им правду... Но мы никогда не сворачивали с оптимистического строительства жизни. Мы готовили ребят к борьбе. Мы всегда были спокойны за наших детей. Наш выпускник знал, что его ждет в жизни. Он был готов к этому. Я вот, например, несмотря на долголетнюю борьбу, не считаю себя несчастным человеком. Знаю, жизнь тяжела и всегда будет горечь поражений, но только тот гибнет, у кого слабые мышцы духа. У кого мышцы духа сильные, кто действительно подготовлен - не просто так, а путем погружения в жизнь, - тот выстоит. Мы вели своего ученика - но в жизнь, потом он сам шел - но в жизнь. Опасно тому, кто просидел в клетке классной комнаты.
- Сидя в клетке, он учился у школы системе отношений в жизни. И потом тихо переживал свою жизнь, никуда не совался, делал так, как изволит кто-то, и умирал, удовлетворенный счастливо прожитым временем...
- Это вы имеете в виду неадекватную личность.
- Но сколько таких выпустила наша школа!
- Да. В общем-то все, что мы имеем сегодня, - результат усредненного воспитания в школе. Это усредненные, урезанные личности. Но, несмотря ни на что, у нас все же была и ест литература, есть люди, которые сумели разобраться в происходящем. Все-таки мы сохранили здоровую перспективу, здоровый оптимизм. И если бы мы, имея такие мощнейшие потенции, использовали их, могли бы стать не только сверхдержавой - духовным полюсом человечества.
Михаил Петрович, сказываются ли перемены в стране непосредственно на вашей работе, вам легче стало жить с началом перестройки?
Нет, не легче. Перестройка выплеснула на поверхность очень много мусора. Поднаторевшие на конъюнктуре чиновники, как никогда, оживились. Умело манипулирую цитатами, выучили положения съезда и продолжают удерживаться на поверхности. Более того, они активизировались! А что значит оставить власть у такого "перестроившегося"? Это значит дать возможность схватить перестройку за горло. Поэтому сегодня нам, как никогда, нужна инициатива. Не могу быть уверен в успехе до тех пор, пока мы не создадим гарантии, которые не позволят чиновнику, живущему во благо собственного желудка, быть сверху, решать судьбы.
- В чем заключаются эти гарантии?
- В том, чтобы суд и окончательный голос принадлежал народу. В глубокой и настоящей демократизации общества. Мне непонятны некоторые наши эксперименты, о которых мы говорим так: в таком-то районе провели выборы, из двух кандидатов выбрали одного... При чем тут эксперимент? Это норма! Да еще вдохновенно рассказывали, что на таком-то собрании люди говорили правду. Вот открытие! Сам факт такой подачи, такая оценка несут в себе подспудно крамольную мысль, что, мол, еще неизвестно, приживется демократия или нет, посмотрим, как получится...
- А вам уже пришлось столкнуться с теми, кто "перестроил" лишь слова, но дело перестроить не в состоянии?
- Еще бы! В той же системе народного образования. Есть у нас, к примеру, заместитель министра просвещения Российской Федерации Косоножкин. И сейчас, когда все понимают необходимость творческого поиска новых систем народного образования, он умудряется по-прежнему рыком командовать, называть этот поиск шарлатанством, обрушивается, используя трибуну, на те или иные новации педагогики.









Я считаю, что необходимо пересмотреть структуру управления народным образованием. С большой надеждой смотрю на наши научно-педагогические производственные объединения, где наука, практика соединены в один комплекс. Ведь чем в основном занимаются отделы народного образования? Инструктированием учителей. А нужна помощь в творческой работе. Нужны научные лаборатории, изучающие проблемы воспитания личности. Понимаете теперь, почему мне так сложно?
Вот вспомнил сейчас своего отца. Он видел, как нелегко мне, а ему хотелось, чтобы я жил долго. Я рано поседел. "Сынок, брось, - говорил он, - что ты можешь один?" Я чувствовал, что отец не прав, но аргументов тогда еще не было. Это теперь есть аргументы. Правда, он уже этого не говорит, он сам другим стал. У меня, знаете, очень хорошие отношения с родителями. Я благодарен им за то, что они сумели в самые трудные периоды моей жизни стать советчиками, помогли выстоять...
Для меня вообще очень важна мысль о корнях наших. Где еще у нас серьезные упущения - так это в надуманной, искусственно раздуваемой проблеме взрослых и детей. Проблема отцов и детей не должна быть проблемой нашей социалистической системы, нашей социалистической школы. Нам нужно ее решать, а не создавать. Мы должны помнить, что диапазон возраста, в который погружается ребенок, должен быть значительным - дедушка, бабушка, мама, папа. Жить без стариков, без сотрудничества с мудростью старших - значит создавать серьезные проблемы в будущем. Нам необходимо это помнить. 
- Михаил Петрович, а про Павлика Морозова в своей школе ребятам никогда не говорили?
- Говорил. Я говорил, что это всегда трагедия. По-моему, это не геройство.
- А вы не помните историю, кто первым назвал героем Павлика Морозова?
- Не знаю. Думаю, это время - это тридцатые годы. Мы тогда любили противопоставлять, любили, чтобы человек отрекался: отрекись от любимой, от матери - спасешь.
Без корней жить невозможно. Нельзя отсечь у дерева корни и говорить о его будущем. Нельзя! Нужно искать пути сотрудничества.
Спросите у меня, как бы я отнесся к проступку моей дочери. Отвечу: я всегда на ее стороне. Странно! Всегда! Вижу, что ей плохо, значит, плохо мне. И мы с ней всегда будем выходить из этого плохого. Но встать в сторону и отчитывать ее - какая ты нехорошая! - я никогда не буду.
Хочу, чтобы всегда на стороне ученика был учитель, чтобы встав вот на этот огонь жизни, пройти вместе. Наша такая дол - пройти вместе.
Вы знаете, о чем я думаю? Может быть, это будет главным достижением нашего времени - то состояние общества, когда мы перестанем озираться. Пусть мы будем оглядываться назад, но не озираться. Когда пишешь или говоришь, озираясь, то перестаешь быть самим собой, зажимаешь свое горло, перекрываешь течение мысли и начинаешь лгать, становишься серостью и ничтожеством. Вот мы и ходим, порой чужие друг около друга. И надо выстроить так наши отношения и в обществе, и в школе тем более, чтобы не схватила за горло та среда, в которой человек пытается состояться. Ведь все-таки гений - это тот, кто был самим собой. Люди по природе честны. Я верю, что человек добр изначально, мы выпестованы такими природой. Эту природу и должна сберечь школа.

Беседовала Евгения Доцук

Журнал Огонек, №29, июль 1987.- С. 25- 27.